В чем заключается реальная интрига выборов в России

Это не столько выборы депутатов, сколько смотрины тех, кто управляет этими выборами и несет за них политическую ответственность. Своеобразные праймериз элиты, которую ждет селекция.
Реальный предмет нынешних выборов, их стратегический смысл заключается в борьбе за будущий курс и место среди тех, кто будет его реализовывать. Это выборы будущей команды президента четвертого срока.

18 сентября в России пройдут очередные парламентские выборы, в которых общество и эксперты с трудом ищут и часто не находят интригу. Кажется, эти выборы не нужны никому: власти потому, что у нее и так все выстроено и всякая новая избирательная кампания – это головная боль; населению, терпеливо и дисциплинированно голосующему в своем большинстве за правящую партию и ее конструктивных оппонентов; системной оппозиции, которой страшно ухудшить свое нынешнее положение в парламенте; и даже реальной оппозиции, которая оказалась в тяжелом кризисе и не сумела выработать единой тактики.

Однако по крайней мере одна важная цель у этих выборов все-таки есть – это смотрины и испытание для правящей элиты, среди которой начинается отбор претендентов на высокие места в конструкции власти после президентской кампании 2018 года.

Сгруппироваться

Главная особенность нынешней кампании – то, насколько рутинно относится к ней российская власть. Казалось бы, кризис, периодические локальные протесты, сложная ситуация в моногородах, заметное снижение уровня жизни – все это должно усиливать непредсказуемость голосования. Но опросы всех трех социологических центров показывают, что «Единая Россия» может получить даже больше мандатов, чем в предыдущей Думе (если не будет обвала в преддверии дня голосования).

И даже последний опрос Левада-центра, показавший снижение рейтинга единороссов и низкий уровень интереса к выборам (43% опрошенных совсем не следят за кампанией в отличие, например, от 31% в ноябре 2011 года или 28% в ноябре 2007 года), не меняет картину: «Единая Россия», скорее всего, не только сохранит абсолютное большинство в Думе, но и получит две трети за счет одномандатников.

Посткрымский синдром общенационального согласия и устоявшаяся система воспроизводства избираемых органов власти очень четко разделили сферу низкой конкуренции и гарантированных результатов и сферу реальной конкуренции, которая принципиально на результаты не влияет. Получается такая двусоставная конструкция, где внутри – прочный и неподвижный каркас («ЕР», КПРФ, ЛДПР и «СР» плюс заведомо выигрышные для лояльных Кремлю кандидатов округа), а снаружи – политическая борьба, в основном в мажоритарных округах, где есть свои интриги. Эти интриги – изюминка выборов-2016, но они никоим образом не способны поменять общую расстановку сил.

Жесткий каркас дает власти уверенность, что даже при снижении рейтинга «Единой России» у Кремля все будет хорошо: управляемость парламентом сохранится на высоком уровне.

Как бы сейчас ни старалось управление внутренней политики оживить кампанию, сделать ставку на открытость и конкуренцию, меньше использовать админресурс, эти выборы становятся самыми рутинными за всю историю путинской России. Анализ мотивов тех, кто не хочет или сомневается, идти ли на выборы, показывает, что население постепенно переходит от сознательной поддержки власти к признанию ограниченности своих возможностей и узости выбора.

Большинство избирателей готово смириться с такой ситуацией, о чем говорит низкий уровень протестного потенциала. Есть теория Элизабет Кюблер-Росс о пяти стадиях принятия неизбежного: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. Динамика социальных настроений в России может быть похожей по стадиям, но обратной: принятие постепенно сменяется социальной депрессией, затем наступает период более активного политического участия (торг), разочарование (гнев) и радикализированный протест. Именно поэтому для Кремля важно не то, как и с каким результатом пройдут выборы, а просто их провести – как возможность сбросить лишнюю нагрузку при приближающемся шторме.

Российская власть где-то инстинктивно, где-то рационально готовится к дестабилизации – политической и социально-экономической. Задача номер один для нынешних выборов – сгруппироваться, как пассажиры в самолете перед аварийной посадкой. Именно поэтому так важно наличие того самого прочного каркаса, сохранение которого гарантируют устоявшиеся правила игры, работающие в пользу партии власти и ее системных партнеров.

Борьба за курс

Отсюда совершенно новый феномен: не важно, кого изберут, важно, кто на этом заработает. Нынешние выборы депутатов Госдумы превращаются в выборы будущей элиты четвертого срока Путина (при условии, что мы исходим из того, что он будет вновь баллотироваться). Это не только и не столько выборы депутатов, сколько смотрины тех, кто управляет этими выборами и несет за них политическую ответственность. Своего рода праймериз элиты, среди которой будет производиться идеологическая и кадровая селекция.

При этом и президентские выборы – лишь промежуточный этап: реальный предмет нынешних выборов, их стратегический смысл заключается в борьбе за будущий курс и место среди тех, кто будет его реализовывать. Это выборы будущей команды президента четвертого срока.

Это создает сразу несколько интриг. Интрига первая – насколько успешными Кремль признает результаты нынешней кампании. Чем более прочные позиции получит партия власти (особенно конституционное большинство), тем более консервативным будет вектор дальнейшего развития страны. Самый радикальный вариант тут – прохождение трех партий, две трети «ЕР» и провал всех кандидатов в округах от умеренной или реальной оппозиции. Это сделает парламент еще более охранительным по сравнению с его прежними составами.

Другая возможная крайность – если «ЕР» вместе с одномандатниками получит чуть больше 225 мандатов плюс неприятные для власти сюрпризы в округах. Казалось бы, цена вопроса – 75 мандатов (между конституционным и абсолютным большинством), даже в худшем случае союз с лояльной ЛДПР всегда даст прочный инструмент управления. Но в элитарных праймериз это приобретает дополнительное значение: именно от того, признает ли Кремль успешность выборов (а значит, жизнеспособность и востребованность построенной системы) или начнет «делать выводы», то есть перестраиваться, будет зависеть скорость и содержание внутриэлитных перестановок.

Отсюда вторая интрига – судьба правительства Дмитрия Медведева. Две трети в парламенте у «Единой России» могут стать заметным вкладом в укрепление позиций главы правительства. Неясно, доживет ли Медведев в премьерском кресле до окончания срока Путина, будет ли перенос президентских выборов. Но в элите явно формируются ожидания, что президентские выборы автоматически означают появление и нового премьера.

При этом конкретные показатели по итогам голосования не будут иметь принципиального значения: на первый план выходит их трактовока. Например, в какой степени результат «Единой России» – это заслуга Дмитрия Медведева как первого номера избирательного списка? Найти баланс реального вклада каждой из сторон непросто, а вот поставить под сомнение эффективность Медведева, даже при высоком результате «ЕР», провокативно легко, особенно с учетом допущенных премьером ошибок (можно не сомневаться, что найдутся те, кто скажет, что результат «ЕР» мог бы оказаться больше, если бы не скандальные высказывания Медведева в Крыму и на семинаре «Территории смыслов»).

То есть игра против Медведева после думских выборов станет более интенсивной, и если при высоких показателях партии власти у Медведева есть шансы защититься, то при низких показателях эти шансы стремительно снижаются.

Дилемма переноса

Третья интрига связана с возможным переносом президентских выборов с марта 2018 года на сентябрь 2017-го. Пока это чисто субъективная проблема, в основе которой – страх руководства страны перед возможными сбоями при проведении президентской кампании. Цены на нефть не растут, положение населения ухудшается, пополнить резервы неоткуда. В сентябре 2017 года можно получить 60%, а в марте 2018-го – второй тур. Для Кремля первое – это самоцель, второе – катастрофа.

Если условно все станет плохо, рейтинги пойдут вниз, то страх перед катастрофой будет нарастать вместе с вероятностью переноса выборов на более раннее время. Кроме того, чем хуже будет бюджетная ситуация, тем сильнее власть будет нуждаться в непопулярных реформах, а значит, в услугах реформаторов. Но и перенос выборов, если он все же произойдет, вовсе не обязательно станет шансом либералов – переиграть всех могут и силовики, носители реваншистско-антизападной идеологии, сторонники «вечно молодого и зрелого» бесконечного Путина.

Казалось бы, нынешние думские выборы не имеют к этому никакого отношения. Однако это не так. От того, в какой степени новый состав парламента будет бюджетно-пролетарским, от того, в какой степени в нем будут представлены интересы силовиков (а есть основания говорить о росте влияние группы Шойгу – Воробьева), будет зависеть, насколько заметным окажется влияние его состава на консервативный тренд. Госдума будет тормозить ту часть элиты, которая будет пытаться развернуть страну в сторону структурных реформ. Системные либералы, убеждающие Путина в том, что реформы были нужны уже вчера, могут быть больше всего заинтересованы и в переносе президентской кампании на более ранний срок исходя из чисто рациональной установки, что сначала выборы, а потом реформы. Но кто сказал, что нельзя провести выборы и забыть про реформы? Это уже будет логикой конкурирующего лагеря идеологических противников реформаторов.

Наконец, интрига четвертая – это динамика кадровой перестройки системы после выборов в Госдуму. Тут есть два относительно новых тренда. Первый – замена политических игроков на технократов-исполнителей и второй – растущее влияние силовиков и военных. Избрание скорее консервативного и политически однородного парламента может еще больше усилить эти две тенденции.

Консерватизм и перетряска – два, казалось бы, противоречащих друг другу тренда – сольются в нечто единое. А новый парламент может еще глубже интегрироваться в вертикаль: из малоценной пристройки нижняя палата парламента вдруг превратится в кузницу кадров, где вчерашний бюджетник или рабочий начнут формировать новую путинскую элиту. Особенно когда лояльность обретает все больший вес по сравнению с компетентностью.

В интервью Bloomberg Владимир Путин на вопрос о новом выдвижении в президенты ответил, что нужно «посмотреть на результат» парламентских выборов. Логика власти тут всегда была прозрачной: если народ выражает поддержку, значит, продолжим работать. Чем лучше будет результат, тем больше у Путина будет аргументов идти на очередное переизбрание.

Судя по тональности ответа («говорить об этом вредно»), переносить голосование Путин явно не хочет – в его голове выборы не «завтра», а только через полтора года. Перенос не в его стиле управления, это признание слабости и уязвимости. Именно поэтому президент наверняка до последнего будет сопротивляться подобному сценарию, что вынудит более оптимистично и позитивно воспринимать даже относительно слабый результат партии власти (ниже 45%).

Главный политический тренд текущего момента – стремление системы сгруппироваться и избавиться от политико-управленческих издержек: она стремится стать проще и выдавить из себя политику в самом широком смысле – вовсе не в контексте отношений с оппозицией, а как борьбу за власть и влияние в лабиринтах собственной вертикали, управленческого каркаса. Именно поэтому управленцев и политиков заменяют на условных охранников.

Нынешние выборы в Госдуму – прощальный поцелуй уходящей эпохи управляемой конкуренции. Наступает новый сезон – сезон деполитизации вертикали, где не должно оставаться ничего, кроме Путина и путинских стражей порядка. Это политическая девальвация постов и статусов, где от перемены мест мало что меняется. Поэтому даже возможные крупные кадровые перестановки приведут не к трансформации режима, а лишь к его окостенению.

Это тренд, которому предстоит пройти испытание кризисом, пережить моральный износ режима и падение рейтингов. И либо политика победит Путина, либо Путин победит политику. Их сосуществование становится все более проблематичным.

Татьяна Становая