Сергей Жуков: «Мы поняли, что живыми отсюда вряд ли выйдем»

Группе «Руки Вверх!» исполнилось 20 лет. Ее лидер Сергей Жуков рассказал нам несколько историй, из которых становится ясно: 20 лет для коллектива — огромная удача. Повернись судьба несколько иначе — могла бы исчезнуть с лица земли не только группа, но и сами ее участники.

Это я в тебя стрелял

— Был в моей жизни один эпизод, после которого я, кажется, больше уже ничего не испугаюсь. Дело было в Тбилиси лет двадцать назад. Город приходил в себя после войны, восстанавливалась в том числе и культурная жизнь. Замечательный композитор Александр Басилая, который руководил тогда Грузинской филармонией, очень хотел сделать что-нибудь вдохновляющее и объединяющее тбилисскую молодежь. Он решил открыть в здании филармонии первый в городе ночной клуб. А поскольку незадолго до этого Басилая побывал в одном из московских ресторанов, где мы тогда диджеили, и мы ему понравились, пригласил меня и Лешу Потехина отыграть в его новом клубе серию концертов. Мы принялись за дело. Два месяца готовились, привезли туда аппаратуру, настраивали ее. Это было непросто: в разрушенном Тбилиси электричество давали на несколько часов в день, и многие дома отапливались дровами, а тут мы со своей сложнейшей аппаратурой. Но как-то справились. Набрали модной танцевальной музыки (по меркам Москвы), приехали в Тбилиси, ждем гостей.
В первый день пришло человек пятьсот. Мы играем, ребята на нас смотрят. Не танцуют, не улыбаются — стоят неподвижно и смотрят. Нам становится не по себе. Представьте толпу, сплошь состоящую из серьезных кавказских ребят, которые смотрят на тебя сурово и не шевелятся. Думаю: «Что-то, наверное, я делаю сейчас не так. Понять бы еще, что именно». И тут один говорит: «Братишка, давай кулю, кулю давай!» — «Что, — спрашиваю, — давать-то? Я не понял». Думаю лихорадочно: «Что ж за куля такая? Что им надо?» После выяснения оказалось, что вся Грузия обожает рэпера Кулио, и именно его, а не нашу, по их мнению унылую, танцевальную музыку желает слушать. Ладно, думаем, куля так куля! С утра побежали на рынок, купили кассету, поставили — все сразу пошло на лад.
Каждый вечер мы играли перед местной публикой, наша «куля» их вполне устраивала, и мы успокоились. А недели через три, когда все было обкатано, и слухи о нашей клевой дискотеке разнеслись по всей стране, и публика на нас валила валом, произошел этот случай. В разгар вечера видим: люди на танцполе внезапно начали разбегаться в стороны. Середина зала стремительно опустела — там не осталось никого, кроме одного мужчины. А у мужчины этого руки подняты вверх, и в одной руке у него пистолет, а в другой — автомат Калашникова. Он пистолет направляет в толпу, а из автомата шмаляет вверх, в потолок. Все рушится, летят искры, люди бегут врассыпную. А чувак стреляет. Мы с Лешей падаем как подкошенные под диджейский пульт, лежим и лихорадочно соображаем: «Все? Конец?» А музон так и играет: мы его выключить не успели. И такая веселуха из динамиков несется, а на ее фоне выстрелы и звон разбитых стекол.
Читайте также
Сергея Жукова испугались его собственные дети
Мы в предсмертном ужасе лежим под пультом и понимаем, что часы наши сочтены. И вдруг видим: ползет к нам по-пластунски дедушка-грузин и рукой машет в сторону двери, что в углу, — мол, ползите сюда! И мы на ватных руках так же по-пластунски уползаем за ним. Заползаем в комнату, закрываем за собой железную дверь, задвигаем засов и выдыхаем. «Это барный склад, — объясняет наш спаситель, — потому и дверь тут такая серьезная». И точно, комнатка сверху донизу заставлена бутылками с дорогим алкоголем. Это укрытие выглядело явно надежнее, чем диджейский пульт. Придя немного в себя, начинаем расспрашивать дядю, что там происходит. Он пожимает плечами: «Ничего не знаю, зашел с улицы человек, начал стрелять, подробностей не сообщил». Прислушиваемся — за дверью настоящий ад, выстрелы, стекла бьются, девушки визжат. Потом крик по-грузински: «Отпусти заложников!» И опять выстрелы. Короче, кошмар. А крики приближаются. И вот уже они у нашей двери. Слышим: ломятся к нам. Я спрашиваю: «Дядя, а дверь-то прошибается пулями?» — «Не должна вроде», — говорит он, но как-то неуверенно. Ну, думаю, приехали, сейчас этот маньяк нас прострелит прямо через дверь или откроет ее как-нибудь и войдет сюда с автоматом наперевес.
Понимаем: живыми мы отсюда вряд ли выйдем, надо что-то делать. Берем каждый по бутылке какой-то элитной выпивки (я и не помню, что именно попалось под руку) и прямо без закуски начинаем ее методично в себя вливать. Через несколько минут заметно полегчало, стало уже не так печально. Часа два мы сидели и планомерно уничтожали спиртное. Пока наконец наш ­спаситель не произнес: «Все, можно выбираться, полиция приехала». Открывает дверь, а там полный зал ОМОНа, эксперты собирают гильзы, люди постепенно выходят из своих укрытий.
Каким-то чудом никто в тот вечер не погиб. Аппаратура тоже оказалась цела. Товарищ стрелял по стеклам и бутылкам в баре, у него не было намерения кого-то убить. Как потом выяснилось, у парня, который все это затеял, поехала крыша на почве ревности. Увидел, что его девушка пошла в этот клуб с кем-то другим, рванул домой, вскрыл отцовский сейф, достал оружие, вернулся. Охранникам у дверей спокойно сказал: «Ребят, я сейчас тут немного постреляю, а вы идите домой». Охранники ответили: «Ну мы поняли, что ж тут непонятного» — и пошли себе. А он вломился в зал и давай по витринам и по окнам стрелять. Его программа максимум была попугать народ и увезти девушку. Но мы-то были не в курсе, когда он в зал ворвался. А в филармонии окна в пол по всему периметру — есть что громить. Одного посетителя, кстати, ранило осколком стекла, и он был единственным пострадавшим. Парень два часа измывался над людьми, потом выкатился из клуба, остановил такси, угрожая пистолетом, выкинул из машины водителя, помчался куда-то (пьяный был вдрызг), врезался в столб, и только тогда его скрутили.
В общем, ОМОН все проверил, все стихло, и на танцпол начали осторожно из всех углов возвращаться люди. Представляете, весь пол в гильзах, где-то сверху еще осыпаются на пол осколки стекол со звоном, люди растрепанные, испуганные, а надо всем этим взмаргивает светомузыка. Ко мне подходит человек, трогает за рукав и говорит: «Ну что, братишка, музон включай! Давай кулю, брат, прошу тебя!» Я заорал: «Ты в себе вообще?! Какую кулю?! Я в жизни порог этого клуба больше не переступлю!»
У этой истории, кстати, есть продолжение. Спустя почти 20 лет я был в гостях у своих друзей. И вдруг подходит ко мне какой-то мужичок. «Никак, — говорит он, — не ожидал встретить тебя здесь. Ты, наверное, меня не помнишь…» Я на него смотрю удивленно и понятия не имею, кто это. «Это я расстрелял дискотеку в Тбилиси в девяносто пятом», — объясняет. А я смотрю на него и глазам своим не верю. Вот же передо мной стоит тот самый человек, который у меня несколько лет жизни отнял, седым меня сделал. И через 20 лет холодным потом покрываюсь, едва вспомню.

Солисты группы «Руки Вверх!» Сергей Жуков (справа), Алексей Потехин и танцовщица коллектива Настя Кондрыкинская
(1999). Фото: Наталья Логинова / PhotoXPress

Концерта не будет, мы вас украли!

— С виду мирная и спокойная жизнь артиста таковой является далеко не всегда. Особенно отличались в этом смысле 1990-е годы. Однажды поехали мы на гастроли в один из крупных городов Сибири. Было у них какое-то громкое событие — не то выборы, не то День города. И сам мэр лично контролировал наше выступление. Выступать мы должны были на самом большом стадионе, билеты загодя были раскуплены, народу ожидалось тысяч двадцать. Мы сходим с трапа самолета — нас встречают прямо на летном поле, машина с мигалкой, все дела. У трапа стоит глава собственной персоной, с ним две девушки. Он говорит, показывая на одну из них: «Это моя дочь, она будет вас сопровождать, отвезет в гостиницу, там отдохнете, а потом она же вас доставит на концерт». Ну мы кивнули, сели в машину, едем. Десять минут едем, двадцать минут… Час едем. Начинаем подозревать что-то неладное. «А что это у вас гостиница за чертой города? — спрашивает Леша. — Что-то больно далеко едем…» — «А кто сказал, что мы в гостиницу вас везем?» — оборачивается к нам дочка мэра. А вторая, подружка ее, ухмыляясь, сообщает: «Мы вас украли». Мы переглянулись, говорим: «Нам, конечно, льстит, и все такое, но не могли бы вы украсть нас немного поближе к городу? У нас все-таки через несколько часов концерт». А они такие загадочные, улыбаются.
Читайте также
Сергей Жуков: «Теперь нам необходима еще одна дочь»
Привозят нас на какую-то турбазу — там тусовка, поляну накрыли, шашлык-машлык. «Мы вас правда украли. Расслабьтесь, концерта не будет, давайте выпивать и закусывать», — радостно сообщают они. Всю жизнь, говорят, мечтали выпить с музыкантами группы «Руки Вверх!». Я отвечаю: «Все это прекрасно, но нам бы на концерт попасть, люди ждут, 20 тысяч. И папа ваш, опять же, недоволен будет: он вам доверил столичных артистов, а вы так неосмотрительно нас украли». — «А мне на папу как раз наплевать, — смеется мэрова дочка. — Я с ним утром поругалась и сейчас покажу, кто главный в семье. Вы у нас в заложниках, поэтому расслабьтесь, пейте, ешьте, концерта все равно не будет». Оглядываюсь и понимаю, что она не шутит. Самим нам из этой глуши никогда в жизни не выбраться, даже если машину угоним — куда ехать-то?
Надо сказать, что заложников своих ребята не обижали. Турбаза была роскошная, еда по высшему разряду, нас катали на катере по реке, показывали местные красоты. И мы поначалу еще надеялись, что все это шутка и нас сейчас все-таки повезут обратно в город. Мобильных телефонов тогда у нас не было, да и стационарного, чтобы кому-то дозвониться, хотя бы на пейджер нашим администраторам сообщение кинуть, не видим. Потом слышим: звонок где-то — наверное, в кабинете. Папа. Девушка трубку поднимает, начинает на него орать — он, по всей видимости, на нее. Время — семь часов вечера. То есть концерт, по идее, уже начался. Ехать нам до стадиона часа полтора в лучшем случае. Тут мы поняли, что дело пахнет керосином.
Лешка пару раз до этого пытался уломать ее подружку: мол, повлияй на девушку-то, плохо будет. Но та не поддавалась, смеялась в ответ. А тут он взял ее под локоть и ласково так говорит: «Ты ж пойми, там 20 тысяч народу на стадионе. Если они нас не увидят, к чертям собачьим все разнесут, жертвы будут. Тут не только папа пострадает. Папу вы и так уже наказали. Подумай о людях-то. И о себе подумай. Сядешь же, вместе со всеми сядешь как сообщница». Та, видать, поняла, что заигрались они, выгнала машину из гаража. Летели мы со скоростью 200 км/ч, въехали прямо на стадион, выгрузили нас под сценой. Первое отделение я работал без костюма — в чем с самолета утром сошел, в том и пел. Впрочем, мне совсем не до одежды было.

Избушка на курьих ножках

— В то время слова «райдер» никто и знать не знал. И даже самые маститые музыканты, прилетев в далекий город, не требовали: «Мне по райдеру положена гостиница, номер люкс и лимузин — будьте добры, предоставьте немедленно». Говорили так: «Нам бы переночевать. Где лечь-то можно?» Ответы предполагались на этот вопрос самые разные.
Где мы только не жили! Одну ночь запомню на всю жизнь. В Нарьян-Маре дело было. Прилетаем туда с концертами «Песня года». Артистов много, всех надо где-то расселить, желательно с удобствами. А гостиница в городе одна, и, само собой, туда отправляют тех, у кого имя громче и регалий больше. Всем мест не хватает. Мы тогда были молоды, и нам, разумеется, сказали: «Ребят, номеров нет». Мы повозмущались, руками поразмахивали, а куда деваться? Работать-то надо, да и борт в Москву нескоро. Вдруг слышим: «Группа «Руки Вверх!», за вами машина пришла».
Загружаемся. Едем. Сугробы вокруг метров по десять — вообще не видно, куда и зачем едем. Через полчаса аккуратно спрашиваем водителя: «Куда ты нас, мил-человек, везешь-то? Где мы жить будем?» «А, — отвечает, — в избе у егеря. Он как раз ушел на смену, на охоту значит. На четыре дня. Вот в его сторожке мы вас и разместим».
Подъезжаем к какой-то избушке, по крышу заваленной снегом. Водитель наш лопату взял, быстренько вход расчистил. «А ключ-то у вас есть?» — «Да, — говорит, — он его завсегда в заветном месте прячет». Открыл дверь, заходим — полное разорение, посуда грязная, одеяла везде раскиданы, какие-то снасти рыбацкие, и пахнет бобрами или олениной, не знаю. Сомнение нас взяло: «А егерь-то в курсе, что мы у него
Читайте также
Сергей Жуков выбрал королеву красоты
в гостях?» — «Не, он не знает. Да и какая вам разница? Переночуете, а завтра домой». Велел нам располагаться поудобнее, есть-пить, что найдем. И ушел.
Это была «прекрасная» ночь. Мы глаз не могли сомкнуть: все ждали, что завалится егерь к себе домой (ну вдруг надоест ему охотиться, к очагу родному потянет), а там — мы. А ну как он не один придет, а с кузнецом, как говорится? И с берданочкой, например, заряженной? Долго он думать будет, прежде чем пристрелить гостей? В общем, с утра мы бежали в аэропорт — только нас в том городе и видели!

Cвой 10-летний юбилей группа «Руки Вверх!» отмечала концертом в Санкт-Петербурге. Поздравить ребят пришли диджей Цветков и группа «Русский Размер». Сергей Жуков и группа «Русский Размер». Фото: Интерпресс / PhotoXPress

Смертельная любовь

— Самая невероятная история из жизни группы «Руки Вверх!» начиналась мирно. Мы никогда не жаловались на недостаток фанатов. Они у нас всегда были очень щедрые — и на любовь, и на подарки. Причем мода на подарки, которые преподносили на концертах, непостижимым образом менялась. Сначала дарили цветы. Потом вдруг начали заваливать драгоценностями — прямо во время концерта кидали на сцену цепочки, серьги, кулоны. Мы по ним ходили, они хрустели под ногами, а когда публика расходилась — собирали с пола килограмма по полтора. А однажды в одном интервью я обмолвился о том, что люблю кулинарить: пеку торты и сам их потом ем. И народ как прорвало — все понесли хлебобулочные изделия: торты, пироги, пряники тульские… «Мы, — говорят, — читали, что ты вот это все любишь». И волокут. По двадцать коробок за концерт. Я взмолился: «Девочки, вы так потеряете меня, я перестану влезать в телевизор. Давайте сменим тему, тащите хотя бы колбасу, что ли!»
Но ничто не помогало — поток сладостей не прекращался. И вот перед одним из концертов проходим мимо кордона охраны, видим: девчонка какая-то набрасывается на милиционера и кричит: «Пустите меня к нему!» Я говорю: «Да пропустите же девочку, она маленькая, ничего плохого не сделает». Она подошла ко мне: «Спасибо, Сергей, я всего лишь хотела вам гостинчик подарить». Вежливо так, глазки потупила. И протягивает пакет: «Там пирожные, сама пекла. А еще письмо. Только ты его сразу не читай. Потом, когда съешь, все прочитаешь». — «Ладно, — говорю, — все сделаем в лучшем виде». Распрощались как хорошие друзья. Отнес я пакетик в гримерку: мы до концерта никогда не едим — оставил сладости на потом.
Отработали концерт, поехали в гостиницу, а пакетик я прихватил с собой. Говорю ребятам: «Пойдем ко мне в номер, чаю попьем вместе».
Читайте также
Сергей Жуков: «Мы приняли решение как можно больше времени уделять старшим детям»
Открываем пакет — а там «персики». Знаете, пирожные такие, вроде «орешков» из теста, у которых внутри вареная сгущенка. Только эти больше размером, их еще сахаром обсыпают и в розовый цвет окрашивают — прямо вылитые персики получаются. Вываливаю я эти «персики» на поднос и говорю: «Ставьте чайник, а я пойду пока в душ быстро сбегаю». И вижу письмо в пакете. Дай, думаю, пробегусь, что пишет девочка. Воду включил, сел на край ванны, читаю: «Привет, Сереженька. Если ты читаешь это письмо, значит, ты уже съел мое угощение и яд, который я туда впрыснула, проник в твою кровь и бежит прямо к твоему сердцу…» Я в чем был влетел в комнату, ору: «Всем стоять!» Ногой сшибаю в прыжке поднос с этими чертовыми «персиками» со стола. Ребята смотрят на меня во все глаза. Я кричу: «Кто-нибудь это ел?!» Они отвечают: «Нет, успокойся, мы тебя ждали. Чего ты орешь-то?» Я им показываю это письмо — они чуть с ума не посходили там все.
Разумеется, мы до конца не уверены в том, что в этих пирожных действительно был яд. Никто не сдавал их на экспертизу. Я понятия не имею, зачем ей все это было нужно. Наверное, в неокрепшей детской (а она вряд ли была старше 18 лет) психике зрел такой план: «Так не доставайся же ты никому!» Мол, если я тебя люблю, а ты не со мной, то лучше тебе не жить.
Вообще в то время существовало ужасающее количество диких способов завоевать любовь артиста. Девочки с ума сходили. Я много раз слышал от коллег рассказы о каких-то ведьмовских обрядах, главными героями которых они становились. Привороты, куклы вуду и прочее. И даже если никто из нас в это не верил, приятного все равно было мало. К тому же это было не всегда безопасно для артиста. Я, например, раньше любил проходить вдоль первого ряда и хлопать зрителей по протянутым рукам — мол, привет вам, люди добрые. И однажды шел так вдоль ряда поклонниц, радостный, довольный. И вдруг вижу: безум­ный взгляд, и рука тянется ко мне. Я по инерции руку-то протянул — чувствую, зря. Что-то не то. Смотрю: палец у меня разрезан, и оттуда кровь хлещет. А она лезвие в руке держит окровавленное. И кровь с него в платочек собирает. Мою кровь. Я струхнул малость, звоню маме, она говорит: «Срочно ищи в городе бабку, потому что, если эта дурочка на кровь приворожит, мало не покажется». Можете сколько угодно смеяться, а я попросил организаторов быстренько найти мне бабку.
С тех пор я руки поклонникам не пожимаю и выпечку ни у кого не беру.

Тише, больной, не надо нервничать

— Конечно, будет большим преувеличением сказать, что все 20 лет прошли у нас в таком ужасе и напряжении. Вовсе нет. Шутили, смеялись, дурачились. Есть у музыкантов такая традиция: последний концерт большого тура именовать «зеленым» и подшучивать на нем друг над другом. Мы традицию «зеленки» чтили свято и строили друг другу все новые и новые козни. Больше всего доставалось почему-то Леше Потехину. Поскольку он был клавишником, чаще всего идеи были связаны с его инструментом. Мы наклеивали на клавиши скотч — липкой стороной вверх. Он выходил, торжественно клал руки на инструмент, нажимал — и прилипал намертво. А музыканты же играют, публика смотрит — надо соответствовать. Поэтому Леша пытался отодрать прилипшие пальцы от инструмента так, чтобы этого никто не заметил. Прыгал вокруг клавиш в такт и выражался нелитературно, стараясь все же попасть в артикуляцию нашей песни.
Однажды мы подговорили бригаду врачей (на каждом большом концерте около зала обязательно дежурит скорая помощь). Приходим к ним и говорим: «Сейчас Леша споет свою песню «Хулиган». Как только он ее закончит, вы выходите на сцену и начинаете укладывать его на носилки, а я объявляю: «К сожалению, Леша вынужден нас покинуть, сильно заболел». Представляете изумление Потехина, когда к нему, абсолютно здоровому, внезапно спешит бригада и начинает валить его на носилки. Он, естественно, кричит: «Я в порядке, отстаньте!», а они ему: «Тише, больной, не надо нервничать, вам нельзя, а то хуже станет». Зрители удивляются, не понимают, а я им объясняю: «Такая болезнь, врачи предуп­реждали, что больной будет сопротивляться — один из симптомов».
Читайте также
Сергей Жуков: «С третьим ребенком мы ошибку исправим»
Потехин, кстати, тоже не отставал — отыгрывался на мне как мог. Например, во время проникновенного исполнения мною какой-нибудь песни на сцену вываливалась уборщица со шваброй и ведром и начинала яростно шваркать у меня под ногами, ворча прямо в микрофон: «А ну убери ноги, я протру. Ходят тут всякие, сцену пачкают!»
Трудились на этой почве не только мы с Потехиным — весь коллектив старался. В областных ДК, где мы выступали, часто можно было в гримерках найти целый склад костюмов всяких чертей, Дедов Морозов, репок и всего, что только можно себе вообразить. И пока мы на сцене работали, подтанцовка нацепляла на себя все это и выбегала к нам то веселой толпой, то по одному. Ты поешь, а на заднем плане то чашка какая-то идиотская пройдет, то лебедь пролетит, то медведи выйдут. Сдержаться бывало очень сложно. А зрители вообще не понимали, как на все это безобразие реагировать. Но у нас лучшие поклонники в мире — продолжали нас любить несмотря ни на что. По материалам: tele