Виктор Мережко: «Мордюкова кричала в трубку: «Какой же ты, сукин сын, молодец!»

После выхода на экран сериала «Сонька Золотая Ручка» с Виктором Мережко связались криминальные авторитеты, отбывающие срок в тюрьме. «Все достоверно, — было сказано сценаристу, — вы наш человек. Если вдруг вы или ваши близкие окажутся на зоне, будете там на особом счету».

— Виктор Иванович, скажите, ­артисты, сыгравшие в фильмах, снятых по вашим сценариям, те, кому вы подарили незабываемые образы, как-то выражали вам свою признательность?
— Два случая для меня стали знаковыми. Первый — реакция Олега Янковского на «Полеты во сне и наяву». Схватил меня за уши и стал расцеловывать: «Витя, какая роль! Вот это одарил!» А ведь роль-то эту я писал не на него, а на Никиту Михалкова. Но однажды мне позвонил Роман Балаян, режиссер. «Как, — спрашивает, — тебе Янковский?» — «Очень нравится, — говорю, — какой артистище!» — «А что ­если он будет играть?» Я опешил: «Но это же скандал, Никита же знает…» Он не просто знал, но сам и свел меня с Балаяном… Дальше происходит следующее. Янковский и Михалков едут со съемок «Собаки Баскервилей» в одном купе, СВ. Выпивают. И Олег с восторгом рассказывает о том, что какой-то армянин на Киностудии имени Довженко предлагает ему главную роль в фильме, который будет снимать по гениальному сценарию Вити Мережко. Реакцию Никиты представить нетрудно… Потом Балаян, как бы в качестве компенсации, придумал сцену с киносъемкой: на съемочной площадке появляется Янковский, которого Михалков ­выпроваживает оттуда. Но этот вставной номер я не писал, и, на мой взгляд, он в картине лишний.
— Никита Сергеевич не обиделся на вас после той истории?
— Обижался сначала. Но он мудрый человек, мы вскоре помирились. А после «Родни» у нас с ним дружба вообще стала не разлей компот.
— В главной роли вы изначально видели ­Нонну Мордюкову?
— С этим целая история. После того как вышли фильмы «Здравствуй и прощай», «Трын-трава», снятые по моим сценариям, я в среде кинематографистов стал уже довольно заметной персоной. Однажды раздается звонок: «Виктор, это Григорий Наумович Чухрай, я хотел бы посотрудничать». Для меня, молодого парня, это было чем-то непостижимым: сам Чухрай, снявший великие фильмы «Баллада о солдате», «Чистое небо»! Когда встретились, режиссер предложил написать сценарий о фанатичной материнской любви, погубившей сына. Показал вырезки из газет. И сказал: «Пиши на Мордюкову — это великая артистка!» И я написал «Трясину». На съемках Нонна очень устала, прямо возненавидела роль. Действительно, сыграть такую судьбу эмоционально невероятно тяжело: крестьянка, потерявшая на войне мужа и старшего сына, решает уберечь от смерти младшего и, сделав его дезертиром, годами прячет на чердаке. Особенно актриса была вымотана после сцены, когда ее героиня вырывает сына, пытавшегося повеситься, из петли. У Нонны была истерика…
После завершения съемок она сказала мне: «Я так тяжко все это пережила, что, если ты не напишешь для меня комедию, дружить с тобой не буду». Я пообещал. Но обманул — не писал больше года. Периодически она звонила: «Пишешь?!» — «Пишу, Нонна, пишу». — «Брешешь, собака!» Наконец все-таки сценарий придумался. Позвонил ей: «Все, готово!» — «Та ты шо? Давай, читать буду!» Прочитала за ночь, утром звонит — смех, вскрики, мат-перемат: «Какой ты, сукин сын, молодец! Что ж ты такое написал!!! Ты хоть понимаешь, шо ты для меня сделал?!» Это была вторая знаковая для меня актерская реакция на мой сценарий. Тут же Нонна показала его Никите Михалкову. Через пару дней он мне звонит: «Я хочу это снимать». Я воспринял это как подарок судьбы. Название «Родня» придумал он — мой сценарий назывался «Была не была».

— Маме доставалось. Непростая у нас была жизнь. Родители Виктора Мережко — Иван Севастьянович и Александра Ефимовна. Фото: Из личного архива Виктора Мережко

— Известно, что на съемках «Родни» у Михалкова с Мордюковой возникали конфликты…
— Случалось. На титульной странице было написано: «Главная роль для Нонны Викторовны Мордюковой», и артистка решила, что сама будет решать, как ей одеваться и какой образ лепить. На первой же кинопробе устроила Никите скандал. Пришла накрашенная, наряженная, на каблуках, а он макияж смыл, напялил на нее майку, в рот вставил золотой зуб из фольги, ну и… началось. Но Никита, при его мудрости и таланте, просто не мог обижаться на Нонну — актрису такого уровня­ ­таланта. Он, тончайший психолог, просто хитрил. Скажем, снимаем в Днепропетровске. Вот ее что-то разгневало, и в ярости она хлопает дверью, велит грузить свои чемоданы в машину и везти ее на вокзал. До поезда — шесть-семь часов, а она уже сидит на перроне — уехать решила, «чтобы не видеть больше этого барчука!». Никита подсылает к ней меня. Я подъезжаю, присаживаюсь рядом. Она начинает плакать: «Витя-а-а, забирай у него сценарий, сам будешь снимать!» Я говорю: «Но картина ведь уже снимается». — «Не-е-ет, — голосит, — я пойду к Ермашу и скажу: «Пусть Мережко снимет!» Тут появляется Никита: «Ку-ку! Нонна, ну что случилось?» Тут же объятия, извинения, слезы утираются, вещи отвозятся в гостиницу. А потом все заново…
Однажды, еще на кинопробах, была такая ситуация. Нонне Викторовне не понравились грим и костюм, которые предложил Михалков, и она заявила: «Все, не буду я играть, нехай Римма Маркова играет!» Никита говорит: «Ладно, не будешь, снимем Римму. Спасибо, Нонночка, до свидания!» Мордюкова звонит мне: «Вить, я окончательно отказалась от съемок, этот барчук клоуна из меня делает!» Я говорю: «Подожди, Нон, но сценарий-то на тебя написан». — «Нет, не буду!» И сразу же звонок от Никиты: «Тут та-а-акой был скандал… Давай-ка поиграем в игру, будто действительно будем снимать Маркову». И понеслось. Мордюковой звонят ассистентки по актерам: «Нонна Викторовна, хотим уточнить: раз вы не готовы сниматься, не против, если это сделает Римма Васильевна Маркова?» — «Та пускай снимается, пусть у вас хоть собака снимается, мне нет дела!» Перезванивает мне: «Слухай, они шо, серьезно Римку хотят взять?!» Я отвечаю: «Но ты же сама посоветовала». — «Та я в сердцах сказала…» А я продолжаю: «Нон, уже и фотопробы сделали, классные, кстати, получаются». — «Та ты шо?!» В общем, довел артистку до высшего градуса кипения. Она звонит Никите: «Я щас еду к тебе разбираться». Встречаются. «Ники-и-ита!» — «Нонна!» Объятия, слезы в глазах. «Та шо ж ты меня дурой считаешь?! Я от такой роли откажусь?! Какая Римма! Я буду играть!!!» Дальше все пошло как по маслу: с майкой, фиксой, кофтой, шестимесячной завивкой… Потом Нонна гордилась ролью, благодарила Никиту, меня. И я был счастлив.
И все же самым счастливым почувствовал себя после того, как узнал реакцию своих родителей на мой первый фильм — «Зареченские женихи», который я снял на втором курсе ВГИКа,­ телевизионный, 40 минут шел. Наша семья жила тогда на Украине, в селе Русская Поляна. Телевизора у нас не было. Я отправил маме телеграмму, где сообщил, какого числа можно будет посмотреть мою картину. Они пошли­ к соседке, ­сказали, что Витин фильм будут показывать. «Якого такого Вити?» — «Нашего сыночка». — «Що, вин артист?» — «Нет, сценарист». — «А що це таке?» В общем собрались все сельчане у этой тетки перед крошечным черно-белым телевизором и… Как потом рассказывала мама, когда начался фильм и в титрах появилась крупная надпись «сценарий Виктора Мережко», отец расплакался. За ним и мама. Так весь фильм и проплакали. А фильм-то смешной, комедия — одна из первых ролей Евгения Павловича Леонова в кино.
— Большая у вас была семья?
— Четверо детей: три брата и сестра. Нина — больная от рождения, и ей требовался уход, так что маме доставалось. Непростая была жизнь. Голодали. В послевоенный год вообще не видели хлеба. Когда весной под забором появлялась первая зелень, мама нарезала крапивы, лебеды и варила нам супчик на воде. Когда первый раз появился хлеб, мы нарезали его на малюсенькие кусочки и сосали их, растягивая удовольствие… Постоянного жилья у нас не было. Родился я под Ростовом, на донском хуторке, а дальше где только не селились: Краснодарский край, Ставрополье, Кубань, Северная Осетия… К моим 17 годам мы поменяли два десятка (!) мест жительства. В конце концов семейство осело на Украине, под Черкассами — мамина сестра почти даром отдала нам хатку. Языка украинского мы не знали, пришлось учить. Местные нас, чужаков, не полюбили, считали нищими, кацапами, никчемными. Бабы причитали: «Глянь, кацапня до нас приихалы! Боже ж мой, що ж такие нищие?! А одеты-то? Вона, у жинки всего две спидницы (юбки): одна — в огороде картоху копати, друга — в сельмаг идти за хлибом. Вымруть, мабуть, Мережки-то…»

— Ради московской прописки нам с Тамарой пришлось развестись. С женой и дочерью Машей. Фото: Из личного архива Виктора Мережко

— А почему вас так мотало по стране?
— Из-за отца. В юности он обучился на рабфаке профессии мастера маслопроизводства и по должности заведовал сепараторным пунктом. Колоритный был мужик — высокий, поджарый, настоящий казак, из донских. По характеру неуправляемый, разудалый, ­горячий. И слишком влюбчивый. Как только в связи с этим начинался очередной скандал — допустим, муж соб­лазненной приходил к отцу устроить мордобой, — из села семейству нашему приходилось съезжать… Много всякого с Иваном Севастьяновичем случалось. Воевал, попал в плен, был отправлен в Германию. Мать об этом ничего не знала, получила извещение: «пропал без вести». Отец не любил рассказывать о жизни под немцами, но из обрывочных его историй я узнал, что работал он там на молочном заводе. Подозреваю, что завел шуры-муры с хозяйкой и эта немка в итоге помогла ему бежать. Добирался через Польшу и Украину. Раненый, с осколком в ноге. Вернулся на родину в конце 1944-го. Первый год скрывался — чтобы в лагерь не попасть как побывавший в плену. Некоторое время спустя мама умудрилась выхлопотать отцу новый военный билет и справку о том, что он был фронтовиком. Как мама этого добилась, не знаю. Ее характер я постарался передать в образе героини Людмилы Зайцевой в фильме «Здравствуй и прощай».
— Каким образом вы на писательскую стезю выбрались?
— После школы я рванул на заработки. Сначала устроился рубщиком леса в селе, где мы жили, потом отправился в Архангельск: четыре месяца работал погрузчиком на лесозаводе в Маймаксе, жил в бараке с бичами. Они меня сначала­ унижали, били, я терпел. Потом собрался с духом и разогнал их, все-таки физически был крепкий, и они меня зауважали. На следующий год поехал поступать в институт во Львов — там, в области, жил мамин брат, который обещал мне помогать. Поступил я в полиграфический на технологический факультет. Все годы учебы дядя как мог меня поддерживал: то продукты подкидывал, то денежки. По окончании вуза я получил распределение в издательство «Молот» в Ростове-на-Дону. Работал инженером-технологом, получал 120 рублей в месяц, 20 из них посылал родителям — они были довольны. Параллельно я стал писать небольшие сценарии, и мне взбрендило пойти учиться на киносценариста. Через три года необходимой последипломной отработки я подал документы во ВГИК. Родители не понимали, кто это такие — сценаристы. Я объяснял: «Те, которые сочиняют кино». Мама вздыхала: «Делай, сынок, как знаешь, тебе виднее. Про нас не беспокойся, мы справимся, выживем». А отец выходил из себя: «Вить, ну что ж ты такой дурак?! У тебя ж профессия — ин-же-нер, а ты дурью маешься!» Я не сдавался: «Пап, вы поймите (мы к родителям по-старорусски, только на «вы», обращались), это очень хорошее занятие…»
Потом-то они мной гордились. Как и младшим моим братом, Юрой. Юрий Иванович был химиком, доктором наук, профессором, членом-кор­респондентом Академии наук Украины, сделал много научных открытий… А у старшего брата трагическая судьба. Володя был умен, блестяще эрудирован. Окончил он военное танковое училище, служил в Белоруссии. Был отличным боксером, но однажды его здорово побили, после чего Володя порой стал вести себя не совсем адекватно. Был комиссован. Устроился инженером в КБ. Начал сильно выпивать, уходил в загулы. Несколько раз пробовал завести семью, не сложилось. В итоге погиб… «Полеты во сне и наяву» я во многом писал о нем. Брат на премьерном показе был. Потом сказал: «Витя, да ведь это про меня!» Я говорю: «Да, так и есть». Янковскому действительно удалось создать именно такой образ.

— Олег Янковский схватил меня за уши и стал расцеловывать: «Витя, какая роль! Вот одарил так одарил!» Хотя главную роль в «Полетах во сне и наяву» я писал на Никиту Михалкова. Фото: PhotoXPress

— Как обживались в Москве?
— По характеру я человек веселый, азартный. Гитара, девчонки, неразборчивые связи, приключения, драки — это все про меня. Особенно в молодости. В отца, наверное, пошел. Выпить и сейчас не против. Я не запойный, но бутылку водки — без проблем. Правда, все-таки с годами стал солиднее: отдаю предпочтение работе, и на выкобенивания­ ­времени уже нет. А в юности, повторюсь, был гуленой. Нахальный, со вторым разрядом по боксу, пер по жизни напролом, как танк.
Помню, первокурсником ВГИКа мне удалось каким-то образом протыриться на встречу Нового года в Дом кино. Попасть-то изловчился, а сесть негде. И я ходил от стола к столу, поздравлял всех. Заметив пустую рюмочку, наливал себе и, чокаясь со всеми, восклицал с жутким южным говором: «С Новым ходом!» После чего выпивал, брал бутерброд и шел к следующему столику. В итоге крепко набрался. А вокруг шум-гам, в центре зала киношники танцуют. Смотрю, стоит группа: Чухрай, Герасимов — живые киноклассики, молодой, но уже прорвавшийся Шпаликов, знаменитый сценарист Валентин Ежов — о чем-то разговаривают, хохочут. Думаю: «Наверняка о бабах, о чем же еще». А Ежов был блистательным рассказчиком анекдотов. Я подошел ближе. Стою, окосевший, смотрю на них. Сергей Аполлинарьевич спрашивает: «Чего хочешь?» Отвечаю: «Сейчас скажу. Мужики, с Новым ходом!» Пауза. Тишина. Я продолжаю: «Вы, конечно, гении, великие и знаменитые, и меня не знаете. Но запомните: моя фамилия — Мережко, зовут Виктор. Студент сценарного факультета. Так вот знайте: пройдет немного лет, и я стану таким же известным. Вы поняли меня?!» Герасимов, а он физически был мужик очень сильный, молча взял меня за руку стальной хваткой, отвел в сторону и тихо сказал: ­«Пошел на…» Я послушно кивнул: «Понял».

Виктор Мережко, Нонна Мордюкова, Никита Михалков, драматург Яков Костюковский, Андрей Петров и Александр Адабашьян на встрече со зрителями (17 августа 1982). Фото: Михаил Пазий/PhotoXPress

— А какова история ваших отношений с Тамарой — женщиной, ставшей вашей единственной женой?
— Еще до ВГИКа, в Ростове, мне очень нравилась Тамара Захарова, самая красивая девчонка в округе. Все парни восхищались этой 18-летней донской казачкой: невысокая, с точеной фигуркой, загорелая, смуглая, глаза синие, прямо вишенка спелая. При этом жизнерадостная, веселая, в общении легкая, с хорошим чувством юмора. Да еще училась в университете на биофаке. Ну я в нее и втюхался. Но она меня в упор не видела: у нее был страстный роман со спортсменом. Некоторое время я добивался ее внимания, потом переключился на другую девушку, а дальше уехал учиться в Москву. Когда приехал в Ростов на каникулы, решил зайти к Томе в гости. А у нее семья зажиточная, жили в частном доме в центре города.
Я пришел к калитке с гитарой, позвонил. Вышел суровый Тамарин отчим — главный ревизор Ростовской области по рыбе: «Что вам нужно?» Я отвечаю: «Тамару». Вышла моя будущая теща: «Шо ей сказать?» Я говорю: «Скажите, Виктор Мережко, студент второго курса ВГИКа из Москвы приехал». Наконец появилась Тамара. «О, привет, иди к нам! Это мой давний друг», — пояснила родителям. Ну, прошли мы в комнату, и я давай шпарить на гитаре: романсы гудел, эстрадные песни, цыганщину. Так скоротали вечер. За ним другой. На третий стали целоваться. Но не спали. Когда пришла пора мне уезжать, я сказал: «Тамар, давай поженимся».­ А у нее в это время как раз ­разлад с ее парнем произошел. «Давай», — соглашается. — «Когда?» — «А у тебя когда поезд?» — «Завтра вечером», — отвечаю. — «Вот давай завтра днем и пойдем в загс с заявлением». — «Пойдем». В отместку, наверное, тому парню согласилась. Но, видно, и я ее чем-то тронул.
Короче, мы подали заявление, приходим к ее родителям, и она сообщает: «Мам, мы с Витей решили пожениться». — «Та ты шо?!» — Евдокия Трофимовна аж осела. Колоритная была женщина — яркая, рыжая, волосы покрашены хной. Домохозяйка, но умела ловко торговать, перепродавать и зарабатывала хорошие деньги. А ее первый муж, которого она безумно любила всю жизнь, был военным летчиком — женившись на дочери генерала, жил в Москве. История Мордюковой из «Родни» с нее, тещи моей, списана. В общем, в полуобморочном состоянии она запричитала: «Тома, та шо ж ты творишь, он же студент, живет в общежитии. На кого учится, на артиста? Нищеброд!» Тома объясняет: «Сценарист он». «А шо это такое? Ой, Тамара-а-а, ты меня в гроб вгоняешь…»
Но Тамара проявила характер, и 28 января 1966 года свадьба все-таки состоялась — богатая, с размахом, благодаря Тамариным родителям. Мои не приехали. Я дал им телеграмму, потом звонил на почту. Но мама сказала: «Витя, ну куда я поеду, у меня же одна юбка. Позорить тебя?» Я попытался переубедить: «Мам, ну разве это имеет значение…» Бесполезно. У нее еще были металлические зубы, она стеснялась, не хотела меня смущать. У меня до сих пор болит сердце по этому поводу. Потом я привозил Тамару домой, познакомил их… Много лет спустя, за пару дней до смерти, мама сказала мне: «Береги Тамару, она твое спасение».
Конечно, я старался беречь, но… Чего только нам с ней не пришлось пережить! Долгое время у нас не было ничего: ни московской прописки, ни жилья, ни денег. Только большое желание остаться в Москве — я чувствовал, что здесь смогу сделать прорыв в своей профессии. Ради этого мне пришлось с Тамарой… развестись. Чтобы заключить фиктивный брак. Друг помог найти псевдожену, деньги за ее услугу опять же дала теща. Больше года я ездил к этой Вере в Измайлово и изображал любящего мужа — для соседей. Женщина она была пьющая и постоянно приставала ко мне с сексуальными намерениями. Меня ее поползновения не интересовали, но у нее наличествовал бывший муж: он приходил пьяный и в порыве ревности все время норовил набить мне морду. Я вяло сопротивлялся и исправно ходил гулять с их маленькой дочкой под окнами домоуправления, чтобы все видели. Так продолжалось год, после чего был оформлен развод. После этого удалось вступить в жилищный кооператив и купить однокомнатную квартиру в Теплом Стане. Это совпало с беременностью Тамары. Представляете, каково было ей все это перетерпеть?!
— Тамара не работала?
— А как она могла работать, не будучи прописанной в Москве?! Потом, уже с пропиской, устроилась лаборантом в Институт имени Вишневского. Мы прожили вместе почти три десятка лет, и я могу с уверенностью сказать: моя жена была потрясающей женщиной. Никогда не ныла, не впадала в депрессию — светлый такой лучик. Не ругала меня ни за что, не попрекала. А я ведь был вспыльчивый, срывался на раз: мог и дома скандал устроить, и с начальством попереть на конфликт. Когда Тамара видела, что меня заносит, нежно, тактично, тихонечко говорила: «Витенька, тебе это совсем не идет». Или: «Мне так не хочется за тебя стыдиться». Я прямо сдувался после этого. Так аккуратненько и перевоспитала меня.
Детей Тамара любила безумно, Ваню особенно. К Маше относилась строже. Постепенно стала немножко дистанцироваться от семьи — глубоко погрузилась в религию. Сначала много общалась с Александром Менем, книжки всякие философские читала, потом учением Блаватской увлеклась, эзотерикой. Затем и от этого резко отошла, сказала: «Это все дьявольщина, я хочу быть при православии». Очень стала набожной. Мне было тяжеловато, потому что семейный уклад она подчиняла себе достаточно жестко.

— Ваня так влюбился в Петербург, что переехал жить туда. С Олегом Басилашвили и сыном Иваном на съемках фильма «Не ждали». Фото: Андрей Федечко

— Не могло это быть связано с противодействием вашей богемной вольной жизни?
— К сожалению, я не идеал, погуливал, врать не стану. Правда, когда дети появились на свет, стал контролировать себя. Маша родилась, мне было уже 36 лет, а к Ваниному рождению девять лет спустя — за сорок. Но и раньше романов у меня не было: ну если только случайная интрижка накоротке. Просто так сложилось, что я жил интересами, далекими от Тамариных. У нас многие бывали дома: Михалков, Гундарева, Артемьев — композитор великолепный, Табаков Олег Павлович, ставший крестным отцом моего сына… Сначала Тамара с удовольствием принимала всех гостей, готовила для них, и это было безумно вкусно, но потом, очевидно, такое светское времяпрепровождение ее утомило. И она стала искать свои интересы. Нашла в церкви. Меня это раздражало. Допустим, мне нравилось ходить с женой на всякие светские мероприятия, в гости — говорю же, она была красива, на нее все смотрели. Но с некоторых пор, когда я по обыкновению звал ее в Дом кино или в театр, она стала отказываться: «Нет, не хочу, иди сам». И по вопросам воспитания расходились. Например, я скажу: «Тамарочка, ну не надо Ваню баловать, ты слишком с ним носишься, парень уже большой — что ты его все с ложки кормишь? Нельзя же так, мужик должен вырасти». — «Иди, пожалуйста, по своим делам, — отвечает, — я сама детей воспитываю, не мешай…» В итоге, когда Тамары не стало, мне пришлось ­года три воспитывать в Ване мужские качества.
— Сложно было адаптироваться к новым реалиям жизни после смерти жены?
— Нелегко. Все-таки один остался с двумя детьми. К счастью, мне удалось сделать их своими друзьями — у нас никогда не бывает ссор, выяснений отношений, ревности. Ваня как-то сказал: «Пап, более дружной семьи, чем наша, я не знаю…»
У Тамары был рак, болела она почти три года. И я был готов к тому, что непоправимое случится. На следующий день после похорон, когда мы приехали домой с Троекуровского кладбища, я пообещал Ване и Маше: «Ребята, запомните: у вас никогда не будет мачехи, вам не придется жить с чужой женщиной». Дав им это слово, я не нарушил его. Один раз, правда, был близок к этому. Пережил шальной, изматывающий роман с молодой, на момент встречи 25-летней, девчонкой. Три года он продолжался, выжал из меня все соки. Я был влюблен до безумия, потерял способность вообще что-либо делать, чувствовал, что из меня уходит энергия. А она вертела мной как хотела — жесткая была, властная. Да еще бешено ревнивая. Постоянно требовала заключения брака, ребенка, исключая при этом из общего будущего моих детей… В конце концов все это утомило, и я стал потихонечку сводить отношения на нет. Тогда она начала давить на жалость. Я начал было поддаваться, но в какой-то момент понял, что просто предаю своих детей. И сказал себе: «Не смей!»
— Образом жизни своих детей довольны?
— В целом — очень. Вот только внуков никак не дождусь. Маша пару раз была замужем, но детей нет. А Ваня никак не женится, хотя ему уже 34 года. Дочка сначала поступила на журфак МГУ, потом оттуда ушла и поехала­ учиться в Бельгию на юриста. Знает три языка: французский, английский и итальянский. Вернувшись, окончила ВГИК. Несколько лет Маша работала на телевидении: вела музыкальные передачи, снималась в кино — играла в кинофильмах «Прости», «Ночные забавы», главную роль в громадном, ­160-серийном сериале «Клубничка», еще на радио вела программы. Теперь ведет интернет-проект по тематике, связанной с кино, театром и шоу-бизнесом.
А сын, проучившись пару лет на актерском факультете ГИТИСа, захотел стать дизайнером и поступил в Институт дизайна и рекламы. Но в итоге я так увлек Ваню кинематографом, что он переквалифицировался в режиссера. Недавно закончил съемки своей четвертой самостоятельной картины, музыкальной комедии «Найти мужа Дарье Климовой», по сценарию, который мы писали вместе. Фильм, кстати, уже получил несколько главных призов на кинофестивалях. Правда, прежде чем найти себя в режиссуре, Иван поработал помощником режиссера — мальчиком с хлопушкой, а потом на пяти фильмах — художником-постановщиком. А на съемках первого сериала «Сонька Золотая Ручка» Ваня так влюбился в Петербург, что переехал жить туда.

— Маша окончила ВГИК, несколько лет вела на ТВ музыкальные передачи, снималась в кино. Но потом сказала мне, что все это ей неинтересно. С дочерью (2012). Фото: PhotoXPress

— В «Соньке…» криминальный мир показан колоритно. Интересно, а его представители ­как-то отреагировали на фильм?
— Да. Один звонок был особенно запоминающийся. «Виктор? — уточнил человек, после чего представился и продолжил: — Я сижу в тюрьме, сейчас на московской пересылке. В общем, смотрящий здесь — ну главный, по-вашему. Так вот, мы тут смотрим ваш фильм, и я хочу сказать: вы наш человек. Поэтому имейте в виду: если с вами что-то случится и вы или ваши близкие окажетесь на зоне, будете там на особом счету». Я говорю: «Не приведи Господь!» Он: «Конечно, но я сказал, просто чтобы вы знали, на всякий случай. Если вдруг — помните: мы внесли вас в почетный список».
— А что вас подталкивает к выбору того или иного сюжета?
— По-разному бывает. Например, когда мы с Тамарой жили в Теплом Стане, я как-то пошел гулять с Машей в коляске. И на фонарном столбе увидел объявление: «Одинокая женщина желает познакомиться с одиноким мужчиной» — и хлястики с номером телефона висят. Я офигел от увиденного. В голове сразу же завертелась идея истории.
А «Собачий пир» возник совсем не­ожиданно. Захожу в Дом кино. Навстречу спускаются по лестнице Анатолий Ромашин, мой друг, и Армен Джигарханян. Толя говорит: «Вить, посмотри, перед тобой два прекрасных артиста, напиши на нас роли». А тут мимо нас идет один сценарист — очень талантливый и очень пьяный. Глядя на него, я сказал: «Все, придумал: два алкаша возвращаются из ЛТП». Но когда стал сочинять сценарий, два алкаша уступили место одной алкоголичке — уборщице вокзала, которую блистательно сыграла Наталья Гундарева. Помню, на съемках, отыграв свой эпизод, Наташа пошла обедать в столовую напротив «Ленфильма». Прямо в костюме, в гриме, что называется, не выходя из образа. Схватила там поднос и давай рассекать очередь, матерясь на всех и каждого. Ее пытались утихомирить, даже администрацию вызывали. Потом артистка со смехом рассказывала об этом, радовалась, что никто не узнал.
А однажды приятель рассказал мне про одного человека: еще вчера был несметно богат, а сейчас карточки заблокировали, жилье отобрали, и он не знает даже, как войти в метро. И у меня сразу — опаньки! — и закрутилась история, «Бедный олигарх». Надеюсь, скоро буду снимать. У меня несколько сценариев лежат, никак не запустятся. Один мне особенно нравится — «Входя в дом, оглянись» называется. Хорошее название, многозначительное...

Виктор Мережко

Родился: 28 июля 1937 года на хуторе Ольгенфельд (Ростовская обл.)

Семья: дочь — Мария (43 года), актриса, сценарист; сын — Иван (34 года), режиссер
Образование: окончил Украинский полиграфический институт им. Ивана Федорова, ВГИК (сценарный факультет)
Карьера: сценарист (написал более 70 киносценариев, среди которых: «Трясина», «Родня», «Вас ожидает гражданка Никанорова», «Прости», «Полеты во сне и наяву», «Одинокая женщина желает познакомиться»); телеведущий («Кинопанорама», «Мое кино»); режиссер («Сонька Золотая Ручка», «Хуторянин» и др.) По материалам: tele